Пресса о гражданской войне на Карельском перешейке
28 марта 1918 года
Источник: Дело народа, 28 (15) марта 1918 года, №6
Военные действия.
За последние дни финские белогвардейцы проявляют много энергии в разрушении железнодорожных сооружений в тылу красной гвардии и, в особенности, на линии Петроград-Гельсингфорс, чтобы приостановкой движения ослабить приток помощи живой силой и боевыми припасами, беспрерывно идущий из Петрограда в Финляндию.
Вчера, между станцией Коувала и Выборгом, белым удалось взорвать железнодорожный мост, что, между прочим, вызвало приостановку, в обратном следовании на Петроград, союзных посольств.
Вчера же белые предприняли решительные операции против отряда красной гвардии в районе станции Рауто1 - головного участка недавно построенной железной дороги в направлении Сердоболя. Начатым 25-го марта наступлением, в котором принимало участие до 12.000 человек при одном орудии и 12 пулеметах, белые, к утру 26-го, продвигаясь дугою в южном направлении, достигли станции Рассули2, в 6-ти верстах южнее Рауто и в 49-ти верстах от Петрограда.
Таким образом, крупным силам белых удалось окружить небольшой отряд красной гвардии в 600 человек, занимающий район станции Рауто.
На предложение белых сдаться, красные ответили сильным артиллерийским и пулеметным огнем. Несмотря на подавляющее превосходство белых, победа их над горсточкой противников еще далеко не решена, в виду огромного преимущества красных в артиллерии и пулеметах (49 пулеметов и 13 орудий), при значительных запасах снарядов и патронов.
В виду близости района боевых действий к Петрограду - на самой границе Петроградской губернии, - вчера на место сражения выезжал главнокомандующий петроградским округом Еремеев, чтобы ознакомиться на месте с положением отряда красногвардейцев и выяснить, как можно оказать им помощь. С тою же целью вчера в район ст. Рассули выехало несколько отрядов наших добровольцев, общей численностью до 3.000 человек, и, в том числе, знаменитый партизанский отряд "Волчья стая", под командой матроса Гаврилова, только что прибывший со станции Торошино.
Источник: Дело народа, 28 (15) марта 1918 года, №6
[Начало репортажа см. в газете "Дела народа" от 19 февраля и 21 февраля 1918 года]
"Белые" и "красные".
Ранним солнечным утром наш специальный поезд в составе двух вагонов задорным пронзительным свистом извещает вражеское расположение "белых" о своем прибытии на станцию Кавантсари3 - передовой участок карельского фронта.
Из-за темнеющего на ослепительно белом снеге леса немедленно раздается ответный свисток паровоза, свидетельствующий, что и "белые" не дремлют.
Из вагонов высыпают прибывшие на подкрепление из Выборга красногвардейцы.
Напутствуемый в выборгском полевом штабе угрозой "пули в лоб" при малейшем подозрительном своем поведении или нарушении "нейтралитета", как военного корреспондента, я прежде всего направляюсь в штаб действующих войск - представиться по начальству.
Штаб помещается тут же на перроне, в станционном здании. Пробираюсь через несколько небольших комнат, переполненных матросами, солдатами и финскими красногвардейцами. Мне нужен командующий фронтом - русский офицер Владимиров, на найти его среди десятка другого офицеров и солдат, заполняющих маленькую комнатку полевого штаба, представляется задачей нелегкой.
Наконец, по указанию штабного переводчика, нахожу. Командующий фронтом - юноша лет 24-25-ти, с милым мягким лицом и выразительными карими глазами.
Пользуясь внезапным перерывом в работе, вызванным вторжением необычайного гостя военного корреспондента, Владимиров вооружается колбасой и огромным куском хлеба. Наша беседа начинается.
Приветливость командующего фронтом, в руках которого, по уверению выборгских красногвардейцев, будет находиться моя жизнь в период пребывания на фронте, отгоняет мои мрачные мысли насчет "пули в лоб".
Нервно и возбужденно рассказывает командующий фронтом о своих радостях и печалях. Собственно, не столько о своих личных, сколько вверенного ему фронта и людей. Радостей, впрочем, он видит здесь мало, а насчет печали - хоть отбавляй.
Первая печаль - поведение русских солдат-добровольцев, которые в начале гражданской войны между "красными" и "белыми" охотно приезжали сюда целыми отрядами, в особенности солдаты Павловского и Московского полков.
Однако, уже через несколько дней после прибытия обнаружились истинные мотивы добровольческого движения. Добровольцы не столько думали о войне, сколько о материальных результатах своего вмешательства. В эту именно область они и направили свои силы. Целыми толпами "добровольцы", как шакалы, рыскали по окрестным селениям, совершая насилия и грабежи над мирным крестьянским населением. Не останавливаясь даже пред ограблением беззащитных семейств своих же товарищей по боевой работе - финских красногвардейцев.
Набив походные мешки всяким награбленным добром, те же павловцы и московцы являлись к командующему фронтом, в решительной форме требовали немедленной погрузки в поезда для отправки в Петроград. Никакие угрозы, никакие увещания не действовали: мы, мол, "свое дело" сделали, да и, вообще, армия теперь добровольческая: хотим воюем, хотим - нет. Оставалось одно - отправить обратно "добровольцев".
Естественно, что подобные явления не могли иметь последствием ничего, кроме разочарования и даже озлобления среди финских красногвардейцев относительно русских товарищей и их "помощи".
Другая печаль Владимирова заключается, по его словам, в изумительной постановке "белыми" своего шпионажа.
"Не верите, нет сил бороться. Проникают всюду. В штабы, на телеграф, почту, телефон, в тыловые учреждения и т.д. А вот вам иллюстрация. Не угодно ли взглянуть".
Оборачиваюсь. На походной кровати дежурного солдата сидит ребенок лет 8-9. Милое, детское личико с золотистыми кудрями и голубыми, небесного цвета глазами. Это - шпион белых. Его с час тому назад привели в штаб матросы, у которых он пытался расспрашивать о количестве сосредоточенных в районе Кавантсаари красногвардейских войск, о количестве пушек, которыми они располагают, пулеметов и пр.
"Шпион" не сознает грозящей ему кары и с детской непринужденностью и спокойствием вынимает из своих карманов игрушечный паровоз, прилаживает к нему таку же вагонетку и, в терпеливом ожидании чего-то ему неизвестного, развлекается катанием поезда на полу.
Игра "шпиона" прерывается, его допрашивают.
Мальчик-финн, но недурно говорит и по-русски, так что в переводчике нужды не встречается. Рассказывает, что прибыл сюда из Выборга, где живут его родители, в поисках знакомых русских солдат-артиллеристов, но не нашел.
Даже и мне, не искушенному и непосвященному в тайны шпионажа, ясно по бегающим глазам ребенка, его вспыхивающему и бледнеющему лицу, сбивчивым противоречивым ответам, что - как это ни ужасно - перед нами действительно шпион.
"Ну что мне с ним делать?" - чуть не плачет Владимиров после допроса. - "Расстрелять ребенка?"
Выход находят матросы из контр-разведки, предлагающие, не сообщая ребенку о причинах задержания, оставить у себя и использовать его уже в собственных - контр-разведочных целях. Предложение принимается.
Через несколько минут и новая иллюстрация владимировских печалей.
"Товарищ Владимиров, артиллеристы пришли"... - докладывает солдат.
Входят двое рослых наших солдат и заявляют:
"Так что, товарищ Владимиров, дайте пропуск: домой поедем"...
"Зачем? почему?"
"Да что ж, нам одним оставаться? Товарищи все поуезжали по домам - ну, и мы хотим!"
Это - "делегация" от четырех оставшихся на станции Кавантсаари наших артиллеристов. Остальные, по примеру Павловцев и Московцев, сделав "свое дело", разбежались еще несколько дней назад.
Исчерпав все доводы и увещания, Владимиров угрожает артиллеристам. Тогда оба они неожиданно приводят новый довод для своего оправдания.
"Да мы, товарищ Владимиров, совсем больны, так что нам тут оставаться никак невозможно!"...
В бесплодный диалог снова вмешиваются матросы и при помощи выраженного вслух целебного совета немедленно излечивают "больных".
"Разрешите, товарищ Владимиров, мы их четверых сейчас же за лесом расстреляем".
"Да мы что, мы, конечно, и остаться можем, раз так"...
"Так бы и давно!"
Тяжело вздохнув, командующий фронтом предлагает мне отправиться для получения непосредственных впечатлений на передовые линии.
От самой станции до опушки леса, широким кольцом, охватывающим линию железной дороги, - не более 100-150 саженей. Здесь, на опушке, и залегли противные стороны: "белые" и "красные".
Мы выходим на перрон, кишащий красногвардейцами. Вокруг тишина и спокойствие.
"Почему так тихо?"
"А у нас, видите ли, "занятия" обыкновенно начинаются с 11-ти часов", - объясняет один из офицеров.
Часы показывают без четверти 11, значит - через 15 минут. Сердце мое наполняется волнующим ожиданием. Но ненадолго. Для сегодняшнего дня белые сделали исключение.
В самый разгар перронной лекции Владимирова по тактике, стратегии и другим военным наукам, из-за лесу раздался шум приближающегося поезда и внезапно оборвался. Воцарилась прежняя тишина. Вдруг откуда-то совсем близко грянул одинокий пушечный выстрел.
"Занятия" начались...
Снаряд трехдюймового морского орудия, из которого "крыли" белогвардейцы, упал саженях в 30-ти, подле водокачки. За ним раздался взрыв снаряда далеко в тылу. Еще три выстрела, из которых один принес на железнодорожные пути неразорвавшийся снаряд.
Началась невообразимая паника. Люди бросались в вагоны, классные и товарные, платформы, к паровозу, требуя от машинистов немедленного обращения в бегство. Бог знает, как далеко ушли бы и уехали... К счастью, выпустив пять снарядов по станции, белогвардейцы прекратили огонь. Воцарилась мирная тишина.
Ко всему происходившему Владимиров относится совершенно спокойно.
"Самое лучшее место для укрытия, - объясняет он мне, - это - наш штаб на станции, по которому они бъют. Сколько раз ни палили, да никак все пристреляться не могут".
Мы возвращаемся в "укрытие", т.е. станционное здание. Лекция Владимирова продолжается.
Во время нашей беседы неожиданно докладывают о приезде командующего 42 армейским корпусом, бывшего ген. Надежного.
Генерал этот время от времени совершает поездки по всем фронтам финляндской гражданской войны и принимает доклады от начальников отдельных районов о положении дел.
Трудно объяснить внутренний смысл этих поездок, ибо положение командующего 42-м корпусом весьма двусмысленное. С одной стороны, его чин генерала автоматически ставит его в ряды явных "контр-революционеров" с точки зрения русской большевистской ориентации. С другой стороны, то обстоятельство, что он все же по выбору солдат продолжает оставаться на посту командующего корпусом, вынуждает его проявлять какую-то деятельность и инициативу в происходящей гражданской войне.
На этом участке финляндского фронта мне, собственно, делать больше нечего. А потому принимаю любезное приглашение ген. Надежного отправиться в его поезде обратно в Выборг.
Поезд трогается. На перроне та же толпа красногвардейцев и некоторые офицеры штаба, во главе с Владимировым.
- "Так непременно не забудьте, - кричит он мне вдогонку, - написать в газетах о павловцах и московцах. Передайте там, чтоб таких "добровольцев" нам сюда не посылали. Обойдемся без них".
Е. Лаганский.
Примечания
- Ныне Сосново.
- Ныне Орехово.
- Ныне Возрождение.