Источник: Конисская М. Старые фотографии//"Новый мир", 1994, №3.

<...>Но вот лето. Мы будем проводить его в Финляндии, на даче тетиного пациента и друга Павла Петровича Гершуни, вернее, на той даче, которую он выстроил для своего брата, известного революционера. Где был в это время брат — не знаю. А Павел Петрович с семьей жил на своей даче, километра за два от нас.

Ехали в Сейвисто на поезде до Териок (теперь Зеленогорск), оттуда на лошадях до Стирсуддинского маяка¹ около деревни Сейвисто. Большой двухэтажный дом — вот он на фотографии — и огромнейший дикий сосновый участок. Море близко. С утра мы, дети, вместе с горничной, прихватив бидон с молоком и печенье, идем на берег моря. Необозримый и совершенно пустынный — ни души — пляж. На горизонте в море иногда финская лайба, рыболовецкий парусник. Приволье для игр, валянья, купанья, благо мелко. У Наташи игры всегда хозяйственные — надо вылавливать шматы зеленой тины и ею мыть камни. Моем. А у меня игры всегда соответствующие прочитанной книге. В данное время это “Маленькие индейцы” Сетон-Томпсона. Я — вождь. Нина — мое племя. Мы разделились. Наташа с Аей — один фронт, я с Ниной — другой. Мы не ссорились. Просто по-разному играли. У Наташи были свои фантазии, у меня — свои. Чтобы заслужить право быть членом моего индейского племени, нужно было пройти разные испытания. Первое — пройти от пляжа до дома “взад пятки”, это понятно. Второе — в одном купальном костюме броситься в можжевеловый куст. Индеец должен быть терпелив. Третье — ночью, при луне вылезти в окно и пройтись по лесу: индеец должен быть бесстрашен. Мы делали и добрые дела (спасали какого-нибудь птенца, выпавшего из гнезда), но и боевые — нападали на “бледнолицых”, Наташу и Аю, которые, устроив уютненький домик, обхаживали и кормили там своих кукол. Мы с дикими криками врывались к ним, все громили и убегали под их вой и плач.

Один раз приехал с фронта в отпуск папа. Рассказывал о войне. Почему-то запомнилось: “Мы отступали, отстреливаясь”. Она повторялась, эта фраза.

Он фотографировал нас — вот фотографии в моем ящике. На одной из них нас семеро. В центре бабушка, она приехала в гости из Киева повидаться с папой. Она, конечно, с газетой. Рядом тетя, держит на руках Нину, приятельница тети Софья Ивановна Протасова — профессор Петербургского университета, знаток древнегреческого и латыни. Впереди слева — я, потом Наташа и глазастая Ая.

Кроме Софьи Ивановны у тети есть еще приятельницы. Они приезжают погостить в Сейвисто. Самая примечательная из них — Мария Петровна Лаврова. Она хирург, но кроме того мастер по изготовлению скрипок, живописец. Потом занялась востоковедением, изучала языки, бросила медицину, работала в Русском музее заведующей восточным отделом. Потом бросила и это ради служения православной религии, уехала с семьей репрессированного священника в Ташкент, там приняла постриг. Вот у меня ее фотография с надписью ее почерком: “Инокиня Маргарита 92 года”.

Есть еще Мария Густавовна Шульц, тоже врач, и Елена Давыдовна Зайцева — ученая дама, не знаю, в какой области. Она подолгу живет в Голландии.

Любимый тетин родич — двоюродный брат дядюшки Осипа, он зовется дядя Жак. Это Яков Максимович Ромм. Он хороший пианист. Характер у него непредсказуемый, что очень забавляет тетю. Он красивый, пылкий. Он часто живет в Париже. Там и закончит свою жизнь. А я много лет спустя после его смерти увижу хорошо сделанный скульптурный портрет, стоящий на книжной полке у Исайи Браудо. “Да ведь это дядя Жак!” — скажу я. “Да, это мой дядя. И именно дядя Жак”, — скажет Исайя.

Заезжал и Павел Терентьевич Матюшенко. Он муж старшей папиной сестры, тети Жени, значит, наш дядя. Немолодой, очень красивый. Он военный, полковник. Ему говорят: “Пора бы и повышение получить”. Он отвечает: “Его величество государь император имеет чин полковника. Я счастлив быть в его чине”. Большевики решили его судьбу. Вместе со многими офицерами царской армии он был схвачен в Крыму и переправлен в Архангельск. Там в зимнюю стужу, одетые в летнюю форму, эти офицеры работали на улицах Архангельска. Местные жители, те, кто не боялся, звали их в дом обогреть и покормить. А потом их погрузили на баржу, которая вышла в море, и потопили. Павел Терентьевич оставил двум обогревавшим его учительницам адрес тети Жени и письмо ей. Через несколько лет они нашли ее. История этих офицеров упоминается Солженицыным в “Архипелаге ГУЛАГ”.<...>

<...>Еще одно лето в Сейвисто. Мы общаемся с детьми Кранихфельд — племянниками Мартова (Цедербаума). Старшему, Андрюше, пятнадцать лет. Он весь в политике, всегда погружен в чтение газет. В наше время он был в ГУЛАГе, я прочла о нем в одном из запрещенных изданий. У взрослых все время тревога. Надвигается угроза голода. Тетя делает запасы. У местных рыбаков покупают рыбу и вялят ее. Мы помогаем. Наша работа — чистить. Сушились грибы. Было куплено ведерко масла. Кстати, когда уезжали в город, это ведерко забыли на перроне в Териоках. На другой день кухарка поехала в Териоки в надежде разыскать его. И представьте, ведерко стояло на том же месте, где его забыли. Еще существовала честность. Но это были финны.<...>

1. Первый Стирсудденский маяк был построен в 1872 году и разрушен во время войны. Современный маяк стоит на том же месте.