Источник: Московские Ведомости, 16 октября 1890 года, №286 / Финляндская окраина России. Вып. I. - М.: 1891.

Недавняя поездка в южную часть Выборгской губернии дала мне возможность ознакомиться в условиями этой местности. Я остановился на станции Териоки, второй от Финляндской границы, и оттуда проехал, верст за пятнадцать, в небольшое имение моего петербургского знакомого.

Местность находится уже вне более густо населенного дачного района, но и здесь жители Петербурга значительно подняли цену на землю. Места удобные для поселения, не болотистые и на берегу моря, продаются рублей по 100 за десятину, несмотря на то что почва на плодородна и хозяйство приносит один убыток. Мой знакомый был счастлив, купив участок в несколько десятков десятин в одной окружной меже. Он рассказал мне два следующие случая, характеризующие здешние порядки.

Один из крестьян нашел было покупателя на удобный участок, десятин в пять, вблизи моря; он провел желавшего купить участок от дороги через два чужие владения и, на вопрос как же проезжать в участок, получил ответ "что иного пути нет", мы де всегда тут проходим. Покупатель справился, и оказалось что финляндский закон не содержит никаких постановлений в этом отношении, и что его соседи имели бы полную возможность отрезать ему доступ к большой дороге и предоставить ему на выбор: ездить на свой участок в воздушном шаре, или морем.

Другой случай еще забавнее. Богатый петербургский купец немец, большой любитель сельского уединения, узнал, что один из здешних крестьян продает хороший участок в 30 десятин за дешевую цену; он посмотрел место, оно ему понравилось, и он поторопился заключить запродажную запись. Частный поверенный взял с него рублей 25, переводчик рублей 15, да нескольким свидетелям пришлось заплатить по 1 рублю, и все уверили его, что все обстоит благополучно. Он положился на честность финляндцев. Воротился к жене и сказал: "Истратил последний рубль, но за то купил прекрасный участок".

В следующее воскресенье муж с женой отправились туда, взяли опять переводчика, и с ним и с продавцом, отправились на участок. Посмотрели где построить дом, развести сад и огород, и лишь тогда заметили, что два чужие забора стоят что-то очень близко.

- Где же тут тридцать десятин? - спросили они мужика: - тут не более четырех будет.

- Совершенно верно, ответил он. - Пожалуйте, я вам покажу остальную землю.

Пошли версты за две, где им показали болотистый участок, заросший одною брусникой; затем, верст за пять или за шесть, оказался другой черезполосный участок-выгон, заросший довольно плохою травой. Наконец, еще верст за десять, оказался чистейшее моховое болото, в нем было десятин пятнадцать.

- Вот вам весь участок, извольте сосчитать, - сказал мужик, - счет верен.

Немец, конечно, не захотел покупать такой участок и лишился задатка.

Черезполосица здесь большая, и произошла она совсем не от той причины, от которой произошла черезполосица, например, в Германии, Франции или Малороссии, то есть не от семейных разделов. Здесь она произошла вследствие межевания и невежества финляндских землемеров.

Лет двадцать тому назад, крестьянские участки были нарезаны узкими полосами диагонально к морю. Когда было решено строить Финляндскую железною дорогу и явилась надежда на продажу участков петербургским жителям, то решено было произвести межевание и нарезать участки перпендикулярно к морю и дороге. Сказано - сделано, но землемеры нарезали участки так неумело, что большинство крестьян получили в одной окружной меже значительно менее земли, чем прежде, и вне нарезки остались небольшие участки разной формы, которые отводились крестьянам в дополнение к большим участкам. Многие лишились удобных земель, полей, удобренных отцами и дедами, и получили несколькими десятинами более мохового болота. Кто сумел заплатить вовремя, получил участок лучше прежнего, а кто прозевал, тот получил 4 или 5 клочков в разных местах, как крестьянин, о котором была речь выше. Жалобы администрации не повели ни к чему, а финляндская юстиция до такой степени затруднительна и дорога, что в суд никто не жаловался.

Вблизи Териок и Черной речки межевание было произведено лет двадцать тому назад, а до самой пограничной полосы Петербургской губернии оно дошло лишь в прошлом и нынешнем году. Нвежество и произвол землемеров невероятны. Приходят в лес, рубят просеку, производят измерения, затем вычисления, и находят крупную ошибку. Просека проведена не там, где следует быть меже. Затем так же бесцеремонно рубят вторую и третью просеку, пока, наконец, измерение сойдется.

У нас распространено мнение, что финляндцы, особенно чиновники, очень не любят русских. Относительно финляндских землемеров это не совсем справедливо: русские деньги они несомненно любят, и некоторые землевладельцы из петербургских жителей значительно округлили свои владения и получили ценные земли вместо болот, благодаря своевременному приношению землемерам, а иные крестьяне совсем лишились земли, на том осоновании, что они-де самовольные поселенцы, жившие на казенной земле и лишь терпимые до поры до времени.

Я навел справки у знакомого офицера-геодезиста в Военно-Топографическом отделе Главного штаба. Он так же удивлялся невежеству финляндских землемеров и сказал мне, что недавно один из очень заурядных топографов поступил в финляндское межевое ведомство, где теперь считается авторитетом, и где его, что называется, на руках носят. Он единственный что-нибудь смыслящий в деле съемок.

Но возвратимся к Териокам. Места, о которых была речь выше, находятся далеко от станции железной дороги, и к ним ведет лишь проселочная дорога, местами идущая по сыпучему песку. Местность на берегу моря, ближе к станции железной дороги, почти сплошь застроена дачами на значительное расстояние. И земля на берегу моря, на расстоянии от 1 1/2 до 3 или 4 верст от станции, приобрела огромную ценность. Некоторые участки сданы в долгосрочную аренду под постройку дач до полутораста рублей в год. Когда мне сказали эту цифру, я переспросил: не покупная ли это цена? оказалось, что цифра верна, и что петербургские жители платят такие цены за сыпучие финляндские пески, кое-где заросшие редкими, тощими соснами. Это объясняется тем, что до Петербурга всего 45 верст, дачное движение превосходно устроено, поезда ходят часто, пассажиров не теснят, и в III классе отделяют чистую публику от грязной, так что большинство дачников постоянно ездит в III классе безо всякого неудобства.

А таможни? спрашиваю я у знакомых дачников, и получаю ответ, что финляндские таможни хотя и взимают пошлину со многих необходимых для дачников съестных припасов, например, чая, сахара, вина и т.д., но что ловкие люди ни копейки не платят. Фактически пошлина взимается лишь с того, что сдано по товарной или багажной квитанции: со всего этого приходится платить полностью в Териоках, но никто не заботится о тех вещах, которые пассажиры провозят в вагонах, а под лавками III класса так много места, что можно провезти большие кули с вином, сахаром и прочею провизией, не платя ни копейки финляндской казне. Те же порядки существуют на русской таможне: и тут никто не заботится о пассажирских вещах, не сданных в багаж.

У финляндских дачников есть ходячий анекдот о совестливом пассажире, предъявившем в Белоострове, русской пограничной станции, ящик сигар, купленный в Гельсингфорсе. Пошлину с него взяли, и таможенные обрядности продолжались так долго, что он пропустил поезд. Много над ним смеялись знакомые, приговаривая: "вот вам и наука не беспокоить таможенных чиновников". Их обыкновенно и не беспокоят в Белоострове, так как багаж или товар обыкновенно сданы до Петербурга, где и досматриваются на станции железной дороги.

Ф. Г.