Описание поездки по железной дороге от Петербурга до Выборга, выборгских извозчиков, гостиницы "Стокгольм", городских видов и достопримечательностей. Выборг в белые ночи.

Источник: По родному краю: Сборник статей по отечествоведению. - М.: 1902.

В 6 часов вечера, 16 июня 1887 года, я выехал из Петербурга по железной дороге в Финляндию.

Уже на вокзале дороги повеяло на меня чем-то чужим, незнакомым. Всюду, рядом с русскими объявлениями и надписями, бросаются в глаза другие, написанные на шведском и финском языках, дорожная прислуга едва говорит по-русски, но необычайно вежлива и предупредительна.

Заплатил я полтора рубля и сел в вагон 3-го класса. Смотрю - все отменно опрятно, хотя и просто. Стены и лавки так и лоснятся масляною краской; подумаешь, что все это сделано только вчера.

Поехали тоже не по-русски. Поезд идет быстро и ровно, с точностью хронометра приходит на станции, стоит на них ровно сколько назначено по расписанию и подходит к Выборгской платформе как раз в тот момент, когда часы показывают 9 часов 50 минут. От Петербурга до Выборга 120 верст, - значит, мы проезжали более 30 верст в час: скорость которою нас балуют в остальной России далеко не все поезда.

Еду я и посматриваю в окна. Проехали уже несколько станций, но в окружающей природе нет ничего нового: та же равнина, что где-нибудь в Тверской губернии, и на ней лес и лес.

Но за то в людях перемена. Вместо родного языка слышится в вагоне и на станциях непонятное наречие, которому внемлешь с неудовольствием, ибо видишь кругом знакомую природу, где с детства привык слышать русскую речь. Эти кудрявые белоствольные березы, эти прямые, как свечи, сосны, эти цветы, что рассыпаны по полю, эта необъятная для взора равнина - как все это знакомо и дорого мне! Как неприятно режет ухо диссонанс между шепотом милого леса и чуждым мне говором белокурого, белоглазого финна.

Мы проехали станции: Удельную, Шувалово, Парголово, Левашево, Белоостров, Териоки, Райвала, Нюкирки, Паркярви, Голицины, и в окружающем ландшафте нет ничего нового. Но от Голицина до Сейнио и от Сейнио до Выборга вам уже ясно, что вокруг вас не Тверская губерния, а какой-то другой, незнакомый край. Почва хотя и остается все тою же песчаною и глинистою, но здесь она буквально усеяна гранитными камнями разной величины, начиная с очень маленьких до гигантов с крестьянскую избу. Эти серые, угловатые "валуны" неуклюже торчат из земли посреди леса, как бы сознавая, как странны они посреди такой вовсе не гористой местности.

Занятый рассматриванием картины, мелькавшей мимо окон вагона, я и не заметил, как прошло время и мы приехали в Выборг. Беру чемодан, выхожу на крыльцо вокзала, вижу - стоят ряды довольно приличных экипажей. Думаю - извозчики. Подхожу к одному из них. "Вези, - говорю, - в гостиницу, какая получше". Не понимает. Я к другому - то же самое. "Вот тебе, - думаю, - и путешествие по России!" Наконец, нашелся такой возница, который догадался чего я хочу. Но этот посылает меня за каким-то билетом. "Билет, билет," - твердит он на все мои вопросы и доводы, указывая на стоящего при вокзале полицейского. Я к нему. "Что за билет такой нужно мне взять для того, чтобы получить право ехать на извозчике?" - Оказывается, что полицейский забрал у всех стоявших здесь извозчиков их жестяные бляхи с номерами и выдает их приезжим, по их требованию. Взял я бляху, иду к извозчику. "Сколько, - спрашиваю, - ты с меня возьмешь?" - "30 пенни," - ответил финн. Я, конечно, ничего не понимаю. "Да ты мне скажи, сколько копеек, - я твоих пенни не знаю". А он плохо знает мои копейки. Я опять к полицейскому. Тот посоветовал мне ехать в гостиницу "Стокгольм", как ближайшую, и дать извозчику гривенник.

Приехал я в "Стокгольм", который оказался совсем близехонько, и нанял чистый номерок за три марки в сутки. Финская марка должна по настоящему равняться 25 к., но при нынешнем упадке ценности наших денег она равна целым 36 копейкам. Марка разделяется на 100 пенни. "Так вот что значат эти пенни," - подумал я, когда мне объяснили финские деньги в гостинице.

Итак, я нанял чистый номерок. Впрочем, чисто-то здесь хоть и чисто, хоть обои совсем новые, хоть пол как будто сейчас только вымыт, а окна и двери так и блестят лаком и белизною, но в красивой обивке дивана я открыл целые сонмища клопов, а в одном углу комнаты лоснился, "как чернослив", большой таракан.

- Пока это еще Россия, - подумал я с удовольствием.

II.

Губернский город Выборг, по-фински Viipuri, расположен в конце обширной бухты или, вернее, фиорда, и от него до Финского залива далеко - верст 30. Фиорд очень красив, особенно там, где он расширяется, на окраинах города. Но напрасно стали бы мы искать в нем признаков моря: вода его совсем пресная, и нет в не ни морских трав, ни странных рыб, ни красивых раковин, которых я ожидал, вспоминая счастливые дни, некогда проведенные мною в Тавриде. Несколько парусных судов и небольших пароходиков покачивались на его волнах. Мне хотелось набросать в альбом вид двухмачтовой шхуны, стоявшей возле самого берега. Увидя, что я рисую, медлительный, белокурый швед тотчас же озаботился привести реи и снасти в надлежащий порядок и потом долго смотрел на мою работу, как бы следя, верно ли я передаю дорогой ему кораблик.

На маленьком острове залива возвышается старинная черная башня, сложенная отчасти из гранита, отчасти из кирпича. Она построена еще шведами, Бог знает когда, и с нее можно было обстреливать окрестность на большое расстояние. Очевидно, что она защищала Выборг со стороны моря, а с суши его окружает ряд укреплений, сложенных из неправильных глыб гранита, со рвами, железными воротами и проч. Прежде Выборг был первоклассною крепостью Финляндии.

Большинство зданий Выборга красивы и прочны. На них, как и на всем городе, лежит отпечаток какой-то добросовестной аккуратности, стремления устроить свою жизнь получше, поудобнее. Мне особенно нравятся эти деревянные, красивые дома, солидно построенные на гранитных фундаментах. На окнах цветы, внутри красивая мебель, порядок, чистота.

Хорош также и общественный сад, который своим свежим видом так отличается от наших московских бульваров. Что за роскошная, яркая мурава, что за прекрасные деревца, политые и подвязанные трудолюбивою рукой финна!

Но мне все что-то странно и непривычно в этом чистом городке. Этот незнакомый говор, эти незнакомые газеты на шведском и финском языках, этот счет времени 12-ю днями вперед, этот тихий, нелишенный приятности, звон башенных часов, что раздается от времени до времени, эта учтивость и предупредительность, которыми так не избалованы мы, русские, - все заставляет меня забывать, что я в русской стране, всего в каких-нибудь 120-ти верстах от столицы Русского государства.

Ночи стоят здесь тоже для меня невиданные: я совсем забыл, что значит ночь, точно достиг северного полюса, как капитан Гатрас. В первом часу можно свободно писать без всякого искусственного освещения, просто сидя у окна. С непривычки странно взглянуть на город, когда часы показывают глубокую полночь, и видеть, что все дома и залив освещены совершенно дневным, розовым светом. Ни словом, ни кистью нельзя передать тонкую, неуловимую прелесть этого ночного ландшафта. Небо безоблачно, но на нем нет ни одного светила - ни солнца, ни звезд, ни месяца. А между тем - светло, как днем. Каждый предмет освещен одинаково со всех сторон, и сверху и с боков, как будто все предметы сами светятся собственным сиянием, никуда не кидая от себя тени. Так всю ночь. Наконец, на северо-востоке, почти совсем на севере, небо еще более светлеет, алеет, и вот медленно выкатывается из-за горизонта красное солнце. Оно светит сначала так осторожно, так ласково, что можно прямо смотреть на него, но уже и при этом румяном свете просыпается природа, заснувшая было на короткое время северной ночи...

[...]

С. Меч.