Карельский перешеек 1920-1930-х годов в эмигрантской прессе
С. Животовский. На похоронах Л. Андреева
Источник: Для Вас, 29 сентября 1934 года (Рига)
На похоронах Л. Андреева.
15 лет тому назад.
В лесу Новой Кирки (Усикиркко по-фински) шла горячая работа.
На поляне, среди сосен, расположились группами странные люди.
Русские солдаты в полном боевом обмундировании с ружьями и пулеметами, русские офицеры, и тут-же немцы в касках. Немного в стороне товарищ Троцкий о чем-то горячо спорил с русским полковником, на груди которого белел георгиевский крест.
Прима-балерина Мариинского театра Егорова куталась в шерстяной плед, накинутый поверх бального платья.
— Ах, я совсем простудилась, — говорила она стоявшему около нее Ленину, — скоро ведь и снег выпадет, а я в бальном платье.
— Потерпите еще немного, — утешал ее Ленин, — еще две съемки, и фильма закончена.
Лениным был загримирован автор этих строк, по сценарию которого ставилась фильма.
В этот день мы надеялись закончить фильму.
Но перед самой съемкой, среди участников съемки, а таковых было не меньше двух сот человек, разнеслась страшная весть: в Мустомяках, на даче Фальковского скоропостижно скончался Леонид Андреев.
Финны, участвовавшее в массовых сценах, к этой вести отнеслись безразлично.
Но русские артисты и русские беженцы, работавшие в фильме в качестве статистов, были буквально потрясены.
Илья Ефимович Репин, Леонид Андреев и Николай Рерих составляли то созвездие которое на эмигрантском небе Финляндии светило всем нам, русским беженцам.
И вот одна из этих звезд закатилась так неожиданно для всех.
Все за три дня до этого я видел Леонида Андреева в поезде железной дороги.
Он ехал в Выборг.
Правда, был он невесел.
Печаль легла на его красивое лицо с большими грустными глазами. Но вид у него был совершенно здоровый.
И вдруг — катастрофа.
Конечно, ни о каких съемках в этот день не могло быть и речи.
Наскоро разгримировавшись, на нескольких экипажах мы отправились в Мустомяки.
У Леонида Андреева в Финляндии была своя большая дача.
Но над дачей русского писателя летали русские аэропланы и сбрасывали бомбы.
Это и заставило его с женой, детьми и старушкой матерью переселиться на дачу Фальковского, которая была дальше от русской границы.
В день своей смерти Леонид Андреев еще шутил.
Фальковский принес ему с своего огорода крупный качан капусты.
— Позвольте поднести вам том последнего моего сочинения, — сказал он.
Леонид Андреев взвесил на руке капусту и ответил:
— Спасибо. Хотел бы получить полное собрание ваших сочинений.
А за обедом он пошатнулся и умер, так же скоропостижно, как в свое время, в его же годы, умер его отец, тоже страдавший пороком сердца.
На высокой горе, точно средневековый замок, красовалась трехэтажная обширная дача Фальковского с башенками и балконами, с которых открывалась величественная панорама на лесные дали, горы и озера.
Внутри дома было уютно и красиво.
У Фальковского была богатая библиотека. И эта обширная читальная зала была любимой комнатой Леонида Андреева.
Здесь же висел большой, прекрасно исполненный масляными красками портрет Леонида Андреева, написанный им самим в зеркало.
А рядом с библиотечной была большая комната со стеклянными стенами. Нечто вроде ателье фотографа.
В этой комнате и покоилось тело писателя до его погребения.
Часа за два до нашего приезда прибывшим из Гельсингфорса скульптором с покойного была снята гипсовая маска. И это почему-то ускорило процесс разложения.
Лицо писателя распухло и посинело. Его трудно было узнать.
Велико было горе семьи писателя. Но тяжелее всего оно отразилось на матери покойного.
Старушка боготворила своего сына. В отчаянии она покушалась на самоубийство. В день похорон ее вынули из петли.
Горе застало всех врасплох. В день смерти Леонида Андреева во всем доме Фальковского оказалось наличными не более ста финских марок. Не было на что хоронить.
Но похороны все-таки состоялись.
Некто — Гуревич — прислал из Выборга дорогой гроб. Он же попросил разрешения лично взять на себя и другие расходы по похоронам.
Как мне передавали этот Гуревич не был даже знаком с семьей Л. Андреева.
Хоронили русского писателя не совсем обычно.
Гроб его не был зарыт в землю. Он был перенесен в соседнюю с дачей Фальковского гранитную беседку. Там его и поставили на особом возвышении.
Говорили, что это временно, - до падения большевиков. Когда Россия очистится от большевиков, гроб будет перевезен для погребения на родину.
И с тех пор прошло уже пятнадцать лет.
С. ЖИВOТOВСКИЙ.